За последние два десятка лет Иркутск вырос более чем в 4 раза. Численность его жителей неуклонно росла, а вместе с ней увеличивалась и его территория, уверенно поглощая мелкие пригороды. Объяснить сей феномен было довольно просто. Еще во времена, когда мир только начинала атаковать смертоносная эпидемия, город на могучей Ангаре был выбран для постройки передовых медицинских лабораторий. Научные сотрудники, обретшие здесь новый дом, проводили свои исследования, постепенно расширяя сферу деятельности и создавая полноценный больничный городок внутри города. А затем наступил судьбоносный 2124 год, и Иркутск грандиозно прославился. Именно здесь впервые был выведен знаменитый Катализатор-ЛД-853, названный впоследствии Эйфорией. Узнав о радостной вести, люди со всей планеты, словно в паломничество, отправились сюда с надеждой на спасение. Караванов было настолько много, что пришлось в экстренном порядке приспосабливать инфраструктуру города под миллионные потоки. Так, очень скоро образовалась Иркутская Клиника Спасения (ИКС) — самое, пожалуй, огромное здание в мире. Оно имело необычное строение в виде восьмиконечной звезды — в честь восьмерых ученых, открывших спасительную формулу Катализатора. В народе называлось Восьмеркой или Звездой. Каждый «луч» представлял собой отдельный корпус с сетью собственных лабораторий, палат, столовых, моргов, терапевтических, комнат досуга, операционных и назывался именем одного из первооткрывателей. Если пять корпусов посвящались исключительно Аномалии, то остальные три занимались проблемами физических травм, нарушениями в работе внутренних органов, а также генетическими отклонениями и сбоями. Все восемь корпусов соединялись многочисленными проходами с «сердцевиной» звезды, которая служила административным центром и глобальной приемной одновременно. Сердцевину в шутку прозвали грибом за ее поразительное сходство с данным растением. Цилиндрический стержень высотой, приблизительно, в 20 этажей вниз и 60 этажей вверх, на котором держался купол диаметром около 1 км, порождая под собой не зал ожидания, а, скорее, площадь. Если город жил преимущественно днем, а ночью отдыхал, то в ИКСе жизнь бурлила круглосуточно. Невзирая на то, что светило в небе, человеческие и роботизированные сотрудники Клиники, пациенты и посетители смешивались в единую невероятно динамичную энергию, напоминая самый передовой и технически оснащенный муравейник. Тут практически все, как заведенные, куда-то постоянно спешили. Однако, как минимум, один «муравей» вел себя диаметрально противоположно. С невозмутимым, задумчивым видом он сидел на одной из лавок на площади ожидания. Несмотря на опрятный вид, его лицо покрывали свежие багровые ссадины. Свалив локти на ноги и сгорбившись, он уткнулся взглядом на блестящий перстень в своих руках. Ободок броской вещицы опутывали тонкие линии темных цветов, каст отливал нежно зеленым цветом, напоминая пышную крону древа, где в центре ярко сиял мелкий белый камень. — Эй, ты как? — Донесся рядом женский голос, заставив молчуна прервать осмотр кольца и спрятать его в карман. — Никак. — Угрюмо ответил он, поворачиваясь. — Лучше скажи, как она. Что говорят лекари? — В общем…это…в общем есть утешительная новость и не очень. С какой начать? — Алин, начни уже хоть с какой-нибудь. — Раздражительно потребовал нетерпеливый собеседник. — Несмотря на тяжелейшее состояние, в ней удается поддерживать жизнь. Многочисленные переломы, черепно-мозговая травма, повреждение внутренних органов, разрыв селезенки. Лекари уже провели пять крупных операций, две на очереди. Говорят, что теоретически есть шанс на спасение. — Теоретически? — Ник, она в коме. И когда выйдет, затрудняются сказать даже лекари. — Что значит затрудняются?! Мы им заплатили двумя флаконами Эйфории, а они затрудняются сказать? — Они сделали все, что от них зависело. И я уверена, будут продолжать делать все для того, чтобы Магда вновь была с нами. Парень не стал ничего говорить, а лишь закрыл ладонью лицо, делая глубокие вздохи. — Она боец. И она прорвется. Слышишь? Она обязательно пойдет на поправку. — Алина обняла брата, пытаясь его подбодрить. — Она всегда верила в меня. С самой первой нашей встречи в клане. Меня тогда покорило, с какой легкостью она справлялась с любыми трудностями, с какой готовностью бросалась на новые вызовы судьбы. С тех пор она вдохновляла меня с каждым прожитым мгновением. Ну почему все так произошло? На ее месте должен быть я. Это все из-за меня. Из-за моей чертовой жажды наживы. Алина, скажи, что это я во всем виноват. — Ты ни в чем не виноват. А если и виноват, то в такой же степени, в какой мы все. Это игра. Она приносила нам не только триумф, но и горе. Скольких товарищей мы потеряли. Скольких нам пришлось оплакивать?! — Почти весь клан, не считая тех, кто вышел. — Мрачно ответил Ник. — Остались мы с тобой, Магда и Ли. — И останемся впредь, потому что мы… — Команда? — Мы самая сильная команда. — Алина схватила Ника за руку, зажигая его потухшие глаза блеском из своих. — И мы еще громко заявим о себе. Впервые с момента трагедии лицо парня выдало очень слабую улыбку, свидетельствовавшую о победе девушки. Он прикоснулся второй рукой к ее щеке, а затем, сжав губы, уверенно кивнул. Бессмысленному самобичеванию он предпочел борьбу. Ту, которую он довольно успешно умел навязывать противникам, недоброжелателям и даже самой жизни. За себя. За своих близких. За будущее. Неизвестно, сколько еще человек, находившихся в Восьмерке, имели схожий настрой. По крайней мере, один такой точно присутствовал в стационарном корпусе для больных Р1. Крепкого телосложения мужчина 40–45 лет, одетый в ничем непримечательную одежду. Волосы, прореженные сединой и зачесанные на бок, густая темная борода с усами. Двухметровый рост. Грозный взгляд, который дополнял зиявший под левым глазом красной полосой шрам. Ускоренным шагом этот человек маршировал вдоль коридора, минуя десятки одиночных палат и заставляя содрогаться под собой пол. В одной руке он держал цветочный горшок с шелестящим внутри веществом, похожим на песок. Другая его рука была свободна. В области ладони ее скрывала черная перчатка — незаменимый атрибут в гардеробе мужчины, находившийся с ним изо дня в день. — 108-я, 105-я, — в полголоса отсчитывал он, провожая взглядом каждую встречную боковую комнату. — Богдан! Богдан! Мужчину кто-то окликнул. Это был подросток, стоявший в считанных шагах и махавший с целью обратить на себя внимание. Впрочем, среди сновавшей мимо толпы он выделялся и без активных жестикуляций. На нем была необычная куртка черного цвета, на которой периодически появлялось анимированное изображение волка. Из яркого белого цвета животное появлялось в области грудной клетки, демонстрируя свой звериный оскал, а затем плавно перемещалось на спину, где растворялось в аналогичной белой вспышке. Глаза парня также имели свойство меняться, чередуя то цвет радужки, то тип зрачка: от звериного до человеческого. Их преображение было скорректировано аккурат с изображением на куртке. Что касается его юного незапятнанного морщинами лица, то на нем постоянно появлялись какие-то черные точки, сливавшиеся в узнаваемые метки или рисунки. — Хоть бы сюда не выряжался, как попугай. — Пробасил подошедший богатырь, оценив внешний вид юнца. — Ты не понимаешь, так модно. — Парень возмутился, а на его лице сверкнула черная молния. — Сколько помню себя, мода всегда была той еще дрянью без капли уважения к красоте и традициям. — Мода — индикатор прогресса. — Кирилл, ну, не начинай. — Я устал повторять, что я не Кирилл! Я Фенрир. В честь… — Да хоть участник Содружества Меценатов. — Раздражение молодого максималиста мужчина воспринял с не скрывающейся улыбкой. — Ты лучше скажи дяде Богдану, где остальные. — Все уже у Кати. — Недовольно пробурчал обиженный парень, указывая на дверь с номером 101. Мужчина направился по адресу. — Дядя Богдан! Вы забыли это. Парень протянул собеседнику исписанный причудливыми узорами прозрачный халат, напоминавший полиэтиленовую ткань, а также перчатки из подобного материала. И то, и другое являлось необходимым при общении с пораженными Аномалией, которые при контакте с телом другого человека могли получить микроразряд, приводивший нередко к полноценному приступу больного. Поэтому во избежание лишних рисков все медицинские учреждения обязывали иметь столь простые, но полезные вещи. Теперь мужчина, вооружившись спецодеждой, повторно ринулся к 101-й палате. Стоило двери открыться, как гостя побежала встречать семилетняя девочка. Ее глаза сияли от радости, заплетенные волосы болтались сзади длиной косой, а на розовых щеках от широкой улыбки проступили ямочки, делая ребенка еще милее. Не сдерживая эмоций, девочка бросилась в объятия к мужчине, наклонившемуся к ней, чтоб ответить взаимностью. — Папа! Папочка пришел! — Привет, солнышко. — Мы уже тебя ждали-ждали. Я маму развлекала, рисовала ей, пела. — Ты ж моя помощница, дочка. — Мужчина нежно погладил девочку по ее маленькой голове, а затем поцеловал в лоб. — Смотри, что папка принес. — Быстророст! — Большие глаза девочки заискрились восхищением, хватая цветочный горшок, а также пару-тройку семян из широкой ладони отца. — Фиалки. Ну-ка, моя радость, сделай маме еще цветочек. — Хорошо. — Девочка бережно взяла семена и побежала в другую часть комнаты, где уже стояло около двадцати горшков с распустившимися цветами, которые издавали стойкую ароматную свежесть. — Вы меня скоро ими укроете полностью. — Раздался слабый тонкий голос, принадлежавший женщине, что лежала на кровати. К ее плечу, шее и к голове на присосках крепились прозрачные провода, концы которых соединялись с аппаратурой, стоявшей на тумбе рядом. Сама же пациентка выглядела неважно: желтые круги под глазами, бледные губы, полураскрытые глаза. Казалось, будто она сильно переутомилась и сейчас, восстанавливая силы, смиренно лежала. — И хорошо. — Покачал пальцем мужчина. — Они, между прочим, полезны для самочувствия: они снимают стресс, улучшают дыхание, навевают приятные мысли. — И давно ты у меня такой вредина? — Еще с детства, Кать. — Внезапно заговорила сидевшая у основания кровати женщина. — Что, правда? — Да, — с задором настояла женщина, проигнорировав двухметрового амбала. — Бывало, начитается чего-нибудь во «Вселенной» и как начинает нам за ужином пересказывать. И ни я, ни родители не можем остановить балаболку. — Катя, ты поверишь этой коварной дамочке? — Никто не поведает о тебе лучше, чем твоя родная сестра, дружок. — Аля, если я начну сейчас рассказывать о тебе… — Да, ты это отлично умеешь еще с детства. — Вновь стебанула женщина, чем заставила Катю засмеяться. — Ладно, схожу что-нибудь перекусить, а то с утра не ела. Не буду вам мешать мило общаться. Софья, идешь с тетей Альбиной за вкусностями? Сидевшая тихо девочка, вложив в песок семена и полив их водой со стакана, наблюдала, как из горшка довольно резво прорастали тоненькие стебельки. Затем они становились все выше и толще, а спустя еще пару секунд на них появились маленькие почки, из которых впоследствии распустились фиолетовые цветки, образовав пышный шар. — Готово. — Со всей ответственностью прозвенела детским голосом девочка. Закончив с цветком, она охотно присоединилась к Але и с чувством выполненного долга отправилась вместе с ней из палаты. — Она — чудо. — Наше чудо. — Поправил мужчина, взяв за руку пациентку. — Скоро будет твое. Береги ее. — Ты что такое говоришь? — Я знаю, что говорю, Богдан. — Настойчиво и с невероятным спокойствием произнесла женщина. — Пусть моя нервная система дает сбой, но я еще не выжила из ума окончательно. Лекари дают где-то 4 месяца, если я буду продолжать терапию. Ее продолжение — удовольствие не из дешевых. Если брошу, то не проживу и трех недель. — Нет. Нет! — Возразил мужчина, вставая с кровати. — Эти лекари. Они не понимают. Они ставят всех под одну гребенку, понимаешь? Сколько случаев было, когда люди исцелялись. И ты не исключение. Ты обязательно поправишься. — Богдан. — Я найду способ раздобыть больше лекарства, и мы выкарабкаемся. Вот увидишь. Я буду больше работать, я пойду… — Внезапно мужчина запнулся, едва не сказав лишнего. — Ты пойдешь куда? Куда ты собрался? — Никуда. Кать, ты просто не так меня поняла. — Сними черную перчатку. — В приказном тоне попросила супруга. — Зачем? — Сними ее! Мужчина покорился. Сначала он снял спец перчатку, а вслед за ней стянул и черную, где вместо руки показался бионический протез. Пусть он был довольно быстрым, пусть внешне и старался походить на настоящую руку, однако в его движениях все равно улавливалась фальшивость. — Однажды ты потерял еев игре, едва не расстался с жизнью. Окровавленного и обессиленного тебя вывели с оторванной до локтя рукой. Помни об этом, когда смотришь на протез. — Катя, но я же сказал. — Дело твое, Богдан. Ты взрослый человек, и я не в праве тебе приказывать делать что-либо или не делать. И никогда так не поступала. Даже будь у меня возможность встать с койки, я бы не препятствовала твоему решению. Но я не хочу потерять мужа, не хочу, чтоб моя дочь потеряла отца, а потом и мать. Я…я… Пациентка резко прервалась. Она стала задыхаться, издавать истошный вопль и судорожно дергать ногами, закатывая глаза. Из ее рта пошла пена, а лицо покраснело от подступившей крови. К счастью, сбой не остался незамеченным — моментально активизировалась аппаратура, куда крепились связующие провода. По палате пронесся сигнал тревоги. Напуганный посетитель попробовал успокоить супругу, но тщетно. Она не внимала его словам, продолжая дергаться в приступе. Тем не менее, опасность продлилась недолго. Спустя минуту, в палату оперативно ворвались дежурные врачи под руководством главного — опытно, пожилого лекаря с висевшим у него на шее бэйджем. Элемент униформы свидетельствовал, что он принадлежал некоему Овсиенко Степану Юрьевичу, старшему лекарю 2-го разряда Иркутской Клиники Спасения. — Пульс учащенный, критический выброс адреналина в кровь. Сканирование показывает очаговую дисфункцию подреберного нерва. Держите ее. — С особой сноровкой он отреагировал на совершенно обыденный случай. Достав из кармана устройство, похожее на миниатюрный пистолет, он прислонил его «дуло» к шее пациентки, а затем нажал на спусковой крючок. В результате в бледную кожу обессиленной женщины вонзилась игла, а вместе с ней в организм попала доза вещества, которое практически моментально возымело нужный эффект — судороги с криками прекратились и Катерина тут же уснула. — Уже второй за неделю. Приступы учащаются, Степан Юрьевич. — Честно ответил один из двух помощников. — Что нам делать? — Проверьте ее кардио показатели, возьмите новые пробы для анализов, внесите этот инцидент в ее медицинскую карту. Надо спрогнозировать следующий приступ. — Подобно генералу, приказывавшему перед боем своим подчиненным солдатам, Степан Юрьевич сыпал краткими распоряжениями в адрес ассистентов, на что те отвечали полной покорностью. Закончив с организацией, матерый лекарь достал из служебного халата обычный платок и протер им линзы на специальных очках, в которых находился. — Как она? — Отважился потревожить вопросом наблюдавший все это время Богдан, на что лекарь лишь тяжело вздохнул, словно не видел до этого момента посетителя. — Господин… — Мельниковский. — Да, точно, вспомнил. Господин Мельниковский, больная нуждается в отдыхе после столь сильного стресса. А нам нужно поговорить. Пройдемте. Оба вышли из палаты в просторный коридор. — Так о чем Вы хотели со мной поговорить? — Может, пройдемся до центра? Вынужденный согласиться, двухметровый гигант ответил кивком. Ему до сих пор была все еще непонятна тактика пожилого лекаря. — Богдан, — начал Овсиенко, отвлекаясь на сенсорную панель в руках, — я должен с Вами поговорить. Должен кое-что сказать. — Внимательно слушаю. — Дело в том…как бы это правильно сказать. В общем, с диагнозом Катерины не все так просто. — Разумеется. В этой клинике у всех не все просто. — Послушайте меня, пожалуйста. — Лекарь сквозь призму толстых очков бросил на собеседника мимолетный взгляд. — Чтобы Вы меня поняли, начну с краткого введения. Болезнь, которую мы знаем под именем «Аномалия-Р1», имеет несколько форм. Мы ошибочно ее называем так, сгребая всех больных в одну гребенку. Р1 — всего лишь одна из форм, ее крайняя стадия, так сказать. Стадия, где гаснут последние надежды и человек умирает. Но есть еще формы Р4, Р3 и Р2. — К чему Вы клоните, доктор? — Хорошая новость в том, что Ваша супруга не находится в группе 1. Плохая состоит в том, что она пока не находится в ней. Судя по общей симптоматике, сейчас Катерина плавно переходит из Р3 в Р2. Об этом говорит увеличение приступов, а также ухудшение состояния ее здоровья. Силы покидают ее. — И что же делать? — Об этом я хотел с Вами поговорить. — Степан спрятал устройство, переключив все внимание на Богдана. — Нужны, как бы это сказать, ресурсы. — Вы меня знаете, док, я исправно вношу плату за пребывание здесь моей жены. Я оплачиваю Ваши услуги и все, что Вы скажете. Если надо, я лишусь всего, чем владею. Но я уплачу Вам долг. Вы меня знаете. — Я не об этом, друг мой. Если б все ограничивалось только лишь этим, мне не было бы никакой нужды затевать сей разговор. — Тогда в чем проблема? — В лекарстве. — На сей раз прямо ответил Овсиенко. — Для группы Р2 нужен совершенно иной антидот. При лечении Вашей жены мы использовали сильно разбавленную сыворотку Эйфориии, которая бесплатно выделяется нам по различным программам поддержки. Теперь же необходимы вещества с повышенной ее концентрацией. В идеале — 90-процентный Катализатор. — И где же мне его раздобыть? Он где-то раздается? — Скорее, покупается — Примерная цена? — Ваша жизнь. — Степан Юрьевич, Вы ведь не хотите сказать, что… — Именно это и хочу. К сожалению, это единственный доступный способ для нас, простых смертных. — Но у Вас столько связей, знакомых. Наверняка есть каналы поставок. — Видимо, Вы меня, дорогой Богдан, спутали с кем-то. Я лекарь, а не подпольный контрабандист. А тех из моих «знакомых», что обладают нужным Вам веществом, не спешат с ним расставаться, даже если Вы предложите в десять раз больше всего, что у Вас есть. — Выдержав короткую паузу, лекарь дал время собеседнику переварить полученную информацию для того, чтобы ударить новой убийственной порцией. — Но это не конец. Вам следует знать еще кое-что. — Доктор, прошу не надо. Предчувствуя неладное, Богдан просил пощады. Тем не менее, лекарь оставался неприступен. — На начальных этапах Р2 терпима, но позже несет социальный риск. — Вновь начал он издалека. — Когда количественно приступы превратятся в рецидив, я вынужден буду действовать согласно предписанному протоколу. В данном случае правила обяжут меня подать заявку в Здравницу для помещения туда Вашей супруги, как потенциального дестабилизатора общественного порядка. — Здравница?! Я ведь ее не увижу больше, доктор! Это верная смерть для Кати! Вы не можете так поступить. — Я обязан. Становясь лекарем, я давал клятву, что буду служить человечеству. Мне очень жаль, Богдан. Увиденные нелицеприятные сцены людских страданий за годы закалили характер Овсиенко, превратив его в нерушимую скалу. Его слова столько раз звучали вердиктом в стенах Восьмерки, столько раз они обрушивались на горюющие семьи, что со временем эмоции навсегда покинули его, оставив лишь холодный разум. Лекарь и сам не раз пожалел за то, что уплатил такую высокую цену за профессию, однако ничего исправить нельзя. С серьезным видом он дежурно похлопал очередного разбитого собеседника по руке, а затем развернулся и безучастно пошел прочь. Что касается господина Мельниковского, то он, напротив, испытал мощнейший приступ бессилия. В настоящий момент даже ноги отказывались держать его, из-за чего несчастному пришлось опереться спиной на ближайшую стену и медленно сползти вниз на корточки. Вслед за ногами, перестали слушаться глаза. Покраснев, они обильно увлажнились, источая скупые соленые капли. Один из немногих моментов в жизни, когда исполин с протезом не знал, что делать. — Папочка! — внезапно окликнула его дочка. С соком и шоколадкой в руках она стояла и в упор смотрела на разбитого горем отца. — Пап, тебе больно? — С чего ты взяла, малышка? — Ты плачешь, а все люди плачут, когда им больно. — Я? Нет, вовсе нет. — Вытирая рукой слезы и шморгая носом, произнес мужчина. Ему хотелось еще больше предаться эмоциям, крича от боли, но перед дочкой он сдерживался изо всех сил — Папе просто что-то в глаз попало. — Ммм, ясно. Хочешь шоколадку? Она вкусная. Мне ее тетя Аля купила. — Нет, доченька. Кушай сама. — Я маме дам. Ей нужны силы, а в шоколаде много-много сил. Нам нужно вылечить маму. — Конечно. И мы обязательно ее вылечим. — Что здесь происходит? Богдан? Что с тобой? — Взволнованный вид подошедшей сестры еще больше удручил мужчину. — Папка упал и ударился, вот и плачет. Но он не признается. — София, мне надо отойти ненадолго. Побудь с тетей Алей. — А ты куда, Богдан? Мужчина не ответил ничего. Он лихо поднялся на ноги и быстрым шагом направился к Площади Ожидания. Не замечая никого вокруг, он шел, не зная, куда и не зная зачем. Мысли атаковали его разум, складываясь в самый главный вопрос: «что делать дальше?». Увлекшись внутренними терзаниями, он не заметил, как зацепил сидящих на скамье парня с девушкой. Эй! — Девушка сделала замечание, на что Богдан, не поднимая глаз, ей махнул рукой в счет извинений. Гигант брел по площади, рассекая ее по диагонали, а в его голове не утихал вопрос «что делать?». И тут случилось неожиданное. Знамение высших сил иль хитроумный заговор это был, но жизнь дала четкий ответ. Не только Богдану, но и всем, кто в данный момент находился на Площади. Центральные экраны одновременно погасли вместе с иным освещением. На несколько секунд под куполом образовалась темнота, спровоцировав народ на удивленный гул. Вслед за блэкаутом над площадью вверху купола вспыхнула огромнейшая 3dголограмма с изображением восходящего Солнца. — Внимание всему миру! — Прозвучало отовсюду. — Корпорация «Заря-2130» представляет долгожданное событие, которое вы так долго ждали. Грандиозная Игра! Лучи солнца в изображении плавно превратились в три заглавные буквы: «АОН», после чего рассыпались в виде пышного фейерверка, пикирующие вниз капли которого преобразились в игроков и создали неотличимую от нынешней действительность. Дальше зазвучал всеми известный трек «J2 — Icanfly», а картинка начала динамично изменяться в такт музыке. Перед зрителями одна за другой быстро чередовались сцены. Облаченные в скафандры игроки сражались с появлявшимися противниками, использовали способности, штурмовали крепости, подрывали целые города, повергали огромных чудовищ, изобретали самые причудливые устройства, прокачивались и т. д. Все это сопровождалось будто бы живым звуком, опутавшем зрителей подобно голограмме, извергавшейся тоннами пикселей-искр. Величественное представление приправлялось возникавшем на площади слабым газом и запахами дыма костров. В неудержимом водовороте представление ускорялось, накаляя обстановку до предела. Оно завлекало зрителей своими масштабами, каждое его мгновение их поражало, заставив открыть от восхищения рты. А чтобы они поняли посыл аттракциона, периодически появлялись не менее броские слоганы: «Стань величайшим воином», «Покори самую проработанную игру за все время», «Заставь мир заговорить о тебе», «Обрети славу». — Ты получишь все, что тебе нужно. — Последняя появившаяся фраза, как предполагалось, произвела наибольший эффект. — Впервые победители получат 99-процентную Эйфорию. Получат столько, сколько смогут унести на себе. Такого еще никогда не было. Над куполом образовались голограммы с бочками заветного вещества, способного сотворить чудо с любым, кто вкусит от него. — Ты готов побороться за свое счастье? — В дразнящей манере всепроникающий голос обратился едва ли не к каждому, кто смотрел транслирующий на целую планету трейлер. — Если да, спеши зарегистрироваться в течение 7 суток. В воздухе повисли сбитые в ссылки буквы и цифры, наведением пальцем на которые все желающие могли начать процесс регистрации в своих карманных компьютерах. В отличие от предыдущих надписей, они никуда не исчезали, явно намекая появившимся рядом таймером, что будут висеть в течение указанного периода. Спустя мгновение, купол вернулся к прежнему состоянию, и все закончилось. А люди. Они вели себя необыкновенно оживленно. Кто-то критиковал корпорацию за их циничные методы набора, когда об Эйфории говорилось в месте, отчаянно нуждавшемся в ней. Кто-то, наоборот, хвалил Зарю за очередное шоу мирового масштаба. А кто-то, молча, кликал по ссылке. В числе третей категории оказался Богдан. Без раздумий великан снял перчатку, обнажив протез со встроенным в него наручным компьютером и начав, тем самым, простую до невозможности регистрацию со внесения в реестр игрового ника. — Так-так. — Послышался сзади чей-то голос. Это был Кирилл. С торжествующим видом он взирал на родственника, которого только что подловил. — Кто-нибудь знает о твоей инициативе? — Нет. И если ты будешь держать рот на замке, никто не узнает. — Считай, что я нем, как рыба. — Спокойно ответил парень, копируя действия Богдана. — Ты что творишь, Кирилл?! — Во-первых, я не Кирилл, а Фенрир. А во-вторых, я регистрируюсь вместе с тобой. — Ну, уж нет. — Раздраженный мужчина попытался опустить поднятую вверх руку юноши. — Почему? — Ты сам прекрасно знаешь. — Не надо меня опекать, я тебе не София. — Кирилл…точнее, как там тебя…Фенрир! Ты подвергаешь себя большой опасности — Как и ты. — Я знаю, что делаю. — А я, по-твоему, нет? Богдан, ты ведь знаешь, что я являюсь активным игроком юниорских игр. Весьма серьезным и опытным игроком. — Да, ты умеешь играть, но АОН — совершенно другой уровень. Здесь игроки выбывают, преимущественно умирая. — Все умирают, и что теперь? — Даже не проси. Я категорически против. — Это не ради амбиций, славы, места в турнирной таблице, но ради моей сестры. И ты это делаешь ради нее. Почему тебе можно, а мне нет? Мужчина демонстративно отвернуться, чтоб не выслушать доводов юнца. — Я видел, как ты сегодня рыдал, сидя у стены. Уже тогда я понял, что ситуация стала хуже. Мне доктора не говорят, но я чувствую это. А теперь, когда я увидел, что ты переступил через данные клятвы никогда не играть, лишь убедился, что Кате действительно плохо. Не ты один переживаешь за нее, не ты один хочешь помочь. — Фенрир, я… — Ты хочешь как лучше. Но ты не удержишь меня, если я решил. Игра разрешает наличие игровых тандемов на ранних этапах. Сейчас я предлагаю тебе выгодную сделку. Мы можем пойти вместе, а можем отправиться врозь. Даже самый закаленный боями одиночка там не выживет. Тем более, если он калека. Без поддержки тебя там раздавят, не оставив и мокрого места. Поэтому хватит нравоучений. Решай, дядя Богдан. Мужчина еще раз свысока взглянул на похрабревшего подростка. Наверное, впервые он видел Кирилла таким собранным, серьезным и таким рассудительным. На его лице черные точки гудели вьюгой, а глаза приобрели ледяной оттенок. Перед Богданом встал выбор. С одной стороны он прекрасно понимал позицию молодого родственника, принимал его доводы. Но с другой он видел перед собой ребенка и боялся. Он прекрасно осознавал, что не простит себе, если вдруг с этим ребенком что-нибудь случиться.